Методобъединение за лепкой пельменей

Страшилки от словесников

Записано со слов участников и с их согласия Марией Владимировой Ганькиной

Написали? А теперь разорвите напополам

Рассказывает Вячеслав Михайлович

 На Соловейчиковских чтениях мы разговорились с одним словесником. И я стал ему объяснять, как пользоваться «Игровой неотложкой» (книжка такая есть у В.Букатова). Взял из списка игровых действий наугад глагол «рвать» и говорю: «Ну, что там у нас на русском самое скучное? Диктант?» А сам думаю: «Кто меня за язык тянет? Ведь глагол рвать тут явно не подходит!» – и тут же начинаю фонтанировать...

Вот продиктовали вы, положим, диктант. А теперь предложите ученикам порвать его на две части и сдать только одну. Пусть проверяют половину страницы! А учитель пусть проверяет вторую половину. Восстанавливает в уме оторванную часть, проверяет и ставит отметки...

Стоп! Лучше, если, обменявшись половинками диктанта, это будут делать сами ученики. Восстанавливать на свой страх и риск то, что было в той, оторванной части...

Восстанавливать вместе с ошибками! Ошибки ведь можно предугадать. Если, например, кто-то там где-то ошибся, значит, это его слабое место. И значит, есть вероятность, что в аналогичном месте он ошибется еще раз. Так?

 И теперь, какую бы ахинею ученики ни написали – когда хозяину вернется его работа, восстановленная вместе с предполагаемыми ошибками и описками и проверенная, – как вы думаете, достанет он свою оторванную половину? Начнет читать? Трудно представить, что не начнет! Вот тут-то и наступит самое интересное.

Спорим на «мамбу»?

Рассказывает Сергей Владимирович

Две недели назад я говорю Денису:

 – Спорим, диктант на 10 не напишешь?

 – Спорим, – говорит, – напишу.

 – На что спорим?

 – На «Дядю Степу» (это конфета).

А диктант на этот раз такой: я заранее говорю каждому его номер по сборнику, дома ребята готовят текст и потом в классе под диктовку пишут.

Денис целую неделю готовился (учил наизусть?). Написал на 9.

Наш с Денисом спор реализовывался при большом стечении народа. Все стояли вокруг моего учительского стола и проверяли работу параллельно со мной. Все вместе нашли две ошибки. Вернее, это были даже не ошибки, а описки (типа вместо «е» – «ё»).

Короче, пошел Денис за «Дядей Степой».

Тут опять подходит он ко мне на днях: какой у нас диктант следующий? Поспорили на «мамбу»...

Мама Дениса на улице ко мне подходит:

 – Написали диктант?

 – Нет, у нас еще урока не было.

Дети в курсе, мама в курсе. Целая, в общем, эпопея...

После урока начали читать работу Дениса хором. Нашли ошибку – в словарном слове вместо «а» «о» написал. 9 баллов. У Дениса глаза на лоб: я не мог сделать эту ошибку!

Тут Никита подбегает: я тоже так хочу. Я ему говорю:

 – Но диктант-то уже написан! Поздно спорить!

 – Нет, спорим!!! Вы еще мою работу не проверяли!

Ну, хорошо, поспорили. Кладет он свою тетрадь – исключительно грамотно написано. И вдруг вижу – перенос не по слогам. И еще – вместо запятой точка стоит. Понятно, что это на самом деле запятая, но графически вышла точка.

Так что в этот день я заработал аж две «мамбы».

Задушевным голосом

Рассказывает Марья Владимировна

Моего сына двойками отучают "неправильно" понимать художественный текст. Сын перестал поднимать руку. В результате — тройка по литературе. Спрашиваю:

 – Ты почему не отвечаешь?

 – Да не могу я задушевным голосом говорить... О героизме там, свободолюбии... и так далее. Девчонки могут.

Вчера наблюдала в коридоре школы огромную очередь из шестиклассников – "сдавать стихи" (наизусть). Одно радует – что не бутылки. "Сдача" происходит обычно так: "Аня, что это ты так бодро читаешь? Что ты тут веселого нашла? Это стихотворение овеяно светлой грустью... Тройка!" Или: "Леша, ирония здесь – кощунство. Поэт с чувством глубокой благодарности говорит о своей няне... Только тройка!"

Вот так. Надо владеть задушевным голосом. И читать с выражением. Но выражать не свое понимание, а – учительницы (суть официальное, казенное).

Если бы Пушкин знал...

Рассказывает Ольга Петровна

Две мои дочери-гимназистки "терзают" Пушкина: учат наизусть и при этом пробуют читать на разные голоса — с тем выражением, за которое учительница ставит "пятерку".

Даша. Если бы Пушкин знал, сколько мучений приносят ученикам его стихи, он бы так много не писал.

Катя. Или хотя бы не был таким великим.

Даша. Был бы хоть один писатель, который бы сказал: "После моей смерти мои стихи в школе ученикам не преподавать!"

Катя. Да... А вот бы все так сказали!..

И сестры-гимназистки, глубоко вздохнув, погрузились в отработку "задушевного" голоса.

Лешкины хождения по мукам

Рассказывает Сергей Владимирович

У Лешки, старшего моего, по программе «Зеленая лампа» Паустовского. Пришлось прочитать. История такая. Два миллионера видят на улице пьяного, и один из них, вроде бы сжалившись, подбирает его. И делает из него игрушку себе. «С пяти до двенадцати, – говорит, – ты должен зажигать лампу и никого не принимать в это время, а я буду платить тебе определенную сумму денег». Это как бы для него такая игра.

Зажигал тот бродяга лампу, зажигал, и, видимо, стало ему скучно. Начал книжки читать и, в конце концов, выучился на хирурга.

Проходит много лет, и вот как-то раз попадается к нему на операционный стол какой-то мужик с отмороженными ногами. Оказалось, что это тот миллионер, который успел разориться и опуститься на дно. Тут хирург (бывший бродяга) спасает его от гангрены, оттяпав правую ногу. Кончается эта история тем, что бывший миллионер остается работать в больнице санитаром.

Я говорю: «Лешк, классная вещь. Мне это напоминает притчу о милостивом самарянине». Паша подумал, подумал и сказал: «Здорово». И мы с ним начали раскручивать эту мысль: чем похож рассказ на притчу? А тем, что и там, и там – сюжетный перевертыш. Там самаряне – проклятый народ. А тут миллионеры, которые тоже вроде бы ни на какие добрые дела не способны. И вот из какой-то, казалось бы, ерунды, из минутного сентиментального движения души самарянина и миллионера получилось благое дело. А поэтому и тот, и другой, всю жизнь проведя в грехе, спасают свои души. Такой перевертыш. Что невозможно человеку, возможно Богу. То есть Бог может обратить все наши дурные дела во благо.

Леше это понравилось. Мы с ним поговорили еще об этом, и он пошел в школу на урок литературы. И, естественно, учительница спрашивает именно его об идее этого произведения. И Леша начинает так чистосердечно все рассказывать. И, конечно, она как всегда сажает его на место в ноте упрека: «Леша, ты как всегда слишком оригинально мыслишь».

Но самое интересное, что потом весь урок она развивала идею притчи. Оказалось, что идея притчи, с официальной точки зрения, «правильная». То есть мы с Лешкой попали в яблочко. Но из двоек по литературе он не вылезает, хоть тресни.

Реплика Ольги Петровны:

Моя Катька (Катя и Леша учатся в одном классе) на это говорит вот что: «Ей же как надо отвечать? Такое-то произведение такого-то писателя является... выражает... и так далее». Главное – правильно начать. И обязательно бодро. А потом, когда о героях начинаешь говорить, надо обязательно задушевным голосом, о героизме и всякое такое. А Лешка встает, мнется и начинает: «Ну, сокол... Ну, буревестник...» А она его уже не слушает: «Садись, два».

Не по Белинскому

Рассказывает Вячеслав Михайлович

У моей дочери в классе по программе «Капитанская дочка». Приходит она из школы и такую историю рассказывает.

Их учительница по литературе задает детям на уроке вопрос: «Какой персонаж повести вы считаете самым трагичным?»

– Я понимаю, папа, что надо сказать Савельич – «по Белинскому». А мне не хочется. Я подняла руку. А учительница знает, что я скажу «Маша» (я уже подходила к ней со своим сочинением) и специально меня не спрашивает. Ждет, кто правильно ответит.

И вдруг Гришка руку поднимает (чтоб Гришка руку поднял!) Тут учительница бдительность потеряла и от неожиданности Гришку с места спрашивает:

– Ну и кто же, Сергеев, самый трагический образ?

Гришка говорит:

– Швабрин!

– Почему Швабрин?!

– У него безответная любовь. Сколько подлостей ему пришлось из-за этого сделать...

И тут моя дочка сказала:

– Папа, а ведь Гришка прав!

И я увидел, что она уже отказалась от своей версии с Машей – в пользу Швабрина.

А ведь еще в начале века одно из классических стихотворений пейзажной лирики Пушкина «Зимнее утро» рассматривалось как образчик любовно-эротической поэзии!..

Выпьем, добрая подружка...

Рассказывает Ирина Сергеевна

– Меня мой третий класс разочаровал. И читаем мы с ними, и разговариваем... Все вроде делаю, что от меня зависит. Но современные дети, видимо, не способны чувствовать поэзию... Слушайте, что они выкинули.

Приступили мы к «Зимнему утру» Пушкина. Сначала я прочитала. Потом ребята по очереди выразительно. «Мороз и солнце; день чудесный! Еще ты дремлешь, друг прелестный – Пора, красавица, проснись...» Это ж такая прелесть! Я его наизусть помню!.. «...Вечор, ты помнишь, вьюга злилась, На мутном небе мгла носилась...»

И вот я задаю вопрос классу: «К кому обращается Александр Сергеевич в своем стихотворении?» Простой вопрос.

Слышу: какие-то хихиканья по классу пошли! Я возмутилась, конечно, но пока молчу. Только смотрю на них.

Тут Иванов руку поднимает... И, представляете, что говорит?

– К КОШКЕ (?!!)

Пришлось выгнать его из класса...

Вот так работаешь, работаешь...

Эпилог

Дарья Петровна:

– Ирина Сергеевна, а к кому ж все-таки конкретно обращается Пушкин? Я не знаю...

– Как к кому? К Арине Родионовне, конечно!

Дал маху

Рассказывает Сергей Владимирович

Я сегодня на литературе маху дал. Прочитал детям «Утопленника». А потом говорю:

– Ну, а теперь догадайтесь, в каком жанре написана эта баллада?

Дети как заржут!..

И тут я почувствовал к ним благодарность. Здорово, что они так прореагировали на мою ошибку. Не сдавленными смешками под партой. Не злорадным перешептыванием с соседом: мол, учитель прокололся. А открытым дружным смехом.

И еще я понял: детям просто необходимо видеть, что мы, учителя, тоже время от времени ошибаемся и при этом не боимся выглядеть дураками.

Хороший мальчик

Рассказывает Сергей Владимирович

Вчера подходит Стасик и сует мне под нос учебник по литературе:

 – Сергей Владимирович! Вот это неправда!.. вот тут написано, что нету, а на самом деле есть!!!..

 – Стас, что? где? Говори толком!

 – Да в предисловии к былинам! Прочитайте первое предложение!

Читаю:

 – «...Не найдется человека, который бы не знал былинную троицу...» И что?

 – А то, что я у мамы спросил – не знает, у папы спросил – не знает, а соседка тетя Галя только Илью Муромца назвала!

Да-а, думаю, внимательного читателя воспитываю... Я сочувственно киваю Стасу, а сам в уме перечисляю по имени-отчеству русских богатырей: Илья Муромец, Алеша Попович, Никита Кожемяка... Уф-ф!

Марья Владимировна (патетически):

 – Литераторы! Авторы учебников! Авторы предисловий и послесловий! Избегайте гипербол: не могу не сказать (можете!); нет в мире человека (есть!); любой школьник знает (и вовсе не любой!) и так далее. Не то окончательно подорвете веру Стасика в науку.

Это не я, это Лев Кассиль

Рассказывает Гертруда Арсеньевна

Я люблю Маяковского, и у меня всегда наготове какие-нибудь его строчки. Они-то часто и выручают меня.

 – Что вы, Ваня, возражаете, как будто воз рожаете?

 – Г.А., как вам не стыдно так говорить?!

 – Это же не я, это Маяковский. Он очень остроумный человек. Если хочешь еще познакомиться с его остротами, то вот книжка «Маяковский сам» Льва Кассиля.

Этот было задолго до изучения Маяковского. И когда мы наконец занялись творчеством Владим Владимыча, Ваня стал моим отважным союзником в борьбе за Маяковского. Ведь старшеклассники (и особенно старшеклассницы) обычно не приемлют его поэзию.

Крем де виолетт

Рассказывает Ираида Георгиевна

Как-то мне пришлось поработать в вечерней школе. Мне дали одиннадцатый класс. В классе – почти одни девчонки, молодые ткачихи.

Первый урок литературы. Серебряный век русской поэзии. Мой любимый период. Я принялась читать много стихов наизусть. Хотя пробудить в 11 классе любовь к такой поэзии уже поздновато. Мандельштам, Ахматова, Гумилев, Ходасевич… А также Бальмонт, Надсон, Северянин...

О лилия ликеров, о крем де виолетт!

Я выпил грез фиалок фиалковый феал…

Вдруг слышу реплику:

 – Это потому вы так много стихов знаете, что вам делать больше нечего...

Вижу колючие недоброжелательные глаза юной ткачихи. И остальные – настороженные, недоверчивые: ишь, мол, заливает тут соловьем, твое дело двойки ставить и к доске вызывать, а не выпендриваться…

Вот такая реакция. Я очень расстроилась.

Потом прошло время. Видят мои ткачихи, что я вкалываю не меньше них, только по-другому. Поверили, что я стихи люблю не от безделья.

А та самая (колючими глазами) ткачиха стала большой почитательницей Игоря Северянина. «Ничего не понятно, а красиво».

К началу страницы